Бесіди. Митрополит Лимассольский Афанасій- (м'яка)

Беседы. Митрополит Лимассольский Афанасий

Притча о милосердном Отце

В притче о блудном сыне речь идет о любви Бога, Отца нашего, к человеку. Ей больше подошло бы заглавие «Притча о милосердном Отце», потому что тут гораздо большее значение имеет милосердие отца, чем блуд сына.

Один мудрый духовный человек сказал, что если бы когда-нибудь потерялось Евангелие и остался бы только текст этой притчи, то его было бы достаточно, чтобы показать нам, с одной стороны, любовь Бога Отца к человеку, а с другой – возможность человека вернуться к своему Отцу. И не только это, но также и всё величие связи между Богом и человеком и Его отеческого отношения к человеку, который есть чадо Божие.

В этой притче человек может увидеть себя на разных этапах своей жизни. Конечно, потребовалось бы много времени, чтобы рассмотреть эту притчу подробно. В ней сокрыты такие глубинные смыслы, и каждое слово содержит безмерную глубину. Но думаю, сейчас важнее всего взглянуть на отношение Бога (отца в притче), а уже потом – на блуд сына. Потому что блуд сына нам известен, мы сами совершаем что-то подобное ему.

Внешне мы, может, и не находимся в таких условиях, но каждый из нас в своем житейском опыте расточал в блуде это богатство Божественной любви – богатство, данное нам Богом при нашем сотворении. Этот блуд может и не быть плотским и внешним, но душевным, духовным и интеллектуальным. В своей гордости, эгоизме, самохвальстве мы растратили богатство своего Божественного происхождения. Конечно, кто обрел путь и вернулся обратно, те обязательно опять нашли открытыми объятия Отчи. А кто не нашел пути, те всё еще мучаются, пася свиней по всяческим нивам и пастбищам.

Вы видите отношение Бога, Отца нашего, Который не только показывает нам, каков Он, насколько это возможно описать, но и, думаю, являет нам Собой образец того, какими должны быть отец и мать.

Вы видите, что младший сын пошел к отцу своему и сказал:

– Прошу тебя, отец, отдай мне часть имущества, полагающуюся мне.

И он сразу же разделил имущество и отдал долю своему сыну, не возражая ему, то есть не сказал ему: «Я не дам ее тебе!» – или: «А что ты с ней будешь делать? Ты ее растратишь! Промотаешь! Я дам тебе небольшую часть, а когда умру, возьмешь остальное!» – как говорим мы. Отец ничего не сказал, а проявил благородство, спокойствие и мир, тогда как знал, что сделает потом его сын, пришедший и с великим бесстыдством попросивший отдать ему полагающуюся часть имущества, как будто оно уже принадлежало ему и отец его удерживал.

Затем он собрал всё и ушел в дальнюю сторону, чтобы отец не видел его и не было никакого контакта с отцом, чтобы отец не мог его контролировать. Вот это и означают слова, что он «пошел в дальнюю сторону». Он не хотел иметь никаких связей с отцом и там растратил свое имущество, живя в блуде, – это драгоценное имущество, которое у него имелось, он растратил в распутстве.

Естественно, когда он потратил всё и начался большой голод, он стал испытывать нужду и пошел к одному из множества своих старых приятелей, жителей той страны, и тот позаботился о нем «как следует». Он не ввел его в дом и не сказал ему: «Заходи, друг! Живи тут у меня! Мы ведь столько времени были вместе! Заходи в дом и живи себе, как все мы тут живем!» Нет! Он послал его пасти свиней на свои поля.

И этот богатый юноша отправился пасти свиней. Отцы говорят: как же жесток враг нашего спасения! Он не жалеет человека, и когда поработит нас нашими страстями, тогда унижает и губит нас, ничуть не считаясь с нашим достоинством.

Когда младший сын пас свиней и был достоин плача, он так голодал, что даже хотел есть вместе со свиньями. Он хотел есть то, что ели свиньи, – рожки, но даже их никто ему не давал. То есть он оказался в еще худшем положении, чем свиньи. Находясь в этом затруднении и мучениях, он пришел в себя, ибо вспомнил дом свой, отца и сказал: «У слуг моего отца в этот момент хлеба в изобилии, а я тут умираю от голода. Встану, пойду к отцу и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих».

Почему он сказал так? Потому что знал своего отца, знал, что «когда я пойду к отцу моему, он меня примет, он не оттолкнет меня, а примет и сделает меня тем, каким я был раньше». Но поскольку он был хорошо воспитан, то знал, как надо возвращаться к отцу. Он не вернулся и не заявил ему нагло: «Вот посмотри, я вернулся назад! И не спрашивай меня, что стало с твоим имуществом: это не твое дело – что я делал и где был! Ушел – вернулся назад, и вот я теперь дома, а ты мой отец. Ты опять должен дать мне, что можешь!»

Ничего подобного. Он знал, как надо обратиться к своему отцу, у него были хорошие воспоминания о доме. И это исключительно важно. Те из вас, кто еще не стал родителем, но станет им, так же, как и те, у кого уже есть дети, должны понимать, что исключительно важно дать детям хорошие и добрые воспоминания и представления о доме, чтобы они знали: что бы они ни делали, что бы с ними ни случилось, в какое бы зло они ни впутались, – отец их и мать примут их.

То же относится и к Церкви и духовным отцам: человек должен знать: что бы он ни сделал, в какое бы зло ни впутался, даже если б он хоть миллион зол совершил в одну секунду, Церковь примет его обратно, в какой бы момент он ни вернулся. Церковь, то есть Бог в лице Церкви и ее пастырей, примет его обратно, попечется о нем, о нем позаботятся, его окружат вниманием, ему помогут. У человека должно быть такое представление.

Знаете, сколько детей каждый день сталкивается с множеством проблем? Чрезвычайно многие, но они не смеют рассказать о них своим родителям. Почему? Потому что родитель очень строг, и ребенок боится: «Если я скажу ему, он же прибьет меня! Тут начнется такое!» – и поэтому не говорит ему. А родитель к тому же и очень чувствителен. «Да если я скажу это отцу или матери, они же умрут! Они наложат на себя руки – отец, мать, они погибнут, слягут, они не вынесут этого!» – и опять ничего не говорит им. Однако результат оказывается трагичным для ребенка, из-за того что в этом случае он не мог поговорить со своими родителями.

Мы должны давать детям чувство, а не впечатление того, что, что бы они ни сказали нам, что бы мы ни услышали, мы не пройдем мимо равнодушно и не отнесемся к ним грубо. Дети должны знать, что их отец, мать или их духовный отец и духовные братья готовы услышать и правильно оценить то, что они скажут, и адекватно станут искать способы их исцеления; не равнодушно и не слишком сурово, а ища, что самое оптимальное для его исцеления.

То же относится и к супругам: в браке супруги должны быть готовы выслушать друг друга, что бы ни случилось. А знаете, что я слышу о супругах, что они говорят, – женаты они, неженаты или разведены? «Если ты изменишь мне, я убью тебя! Я разведусь с тобой! Я всё переживу, кроме этого!»

Естественно, я не говорю, что муж должен обманывать жену или наоборот. Но, увы нам! Это, конечно, для нас удар, это тяжело, это трудно, но если ты относишься так, если в доказательство того, что ты никогда не поступишь так по отношению к своему супругу, ты даешь такой посыл, то как в момент искушения другой найдет в себе смелость и силу сказать тебе об этом? Сказать тебе: «Ты знаешь, у меня случилось искушение. Некто третий подступается ко мне, и я чувствую себя безоружной, чувствую, что начинаю колебаться, теряю над собой контроль, помыслы изменяют мне, силы меня оставляют!» Как она скажет тебе это, если ты предварительно сказал ей: «Если ты сделаешь это, между нами всё будет кончено!»?

Конечно, она тебе не скажет ничего. Однако это очень трагично для супругов, потому что вы должны знать, что, к сожалению, хотим мы этого или не хотим, но все мы люди и подвластны разным искушениям и ни один человек не может сказать, мол, «знаешь, у меня нет никаких искушений, я не искушаюсь!»

Никогда не говори такого. Будь ты хоть святой Антоний, будь тебе хоть 200 лет, никогда не говори: «Я вне опасности!» Только безумный человек, не знающий, что значит духовная борьба, может сказать такие слова. Ты всегда в опасности, кто бы ты ни был, каких бы духовных высот ни достиг, какого бы возраста ни был, ты рискуешь, потому что такова человеческая природа.

Итак, и муж, и жена подвластны разным обстоятельствам, искушениям и провокациям. Между супругами должно быть такое чувство уверенности друг в друге, чтобы один мог сказать другому то, что чувствует, что ощущает – то есть что третье лицо его искушает, – не боясь, что другой отнесется жестоко и неумолимо и наймет детектива, чтобы следить за ним, или же впадет в депрессию и будет нуждаться в психиатре, чтобы вернуться в норму.

Я и раньше говорил вам, что это крайне важно, и часто вижу это у супругов, а именно: крайне важно, когда человек говорит нам о своей проблеме, понять его и не недооценить это, но и не преувеличить. Чтобы он знал, что мы понимаем его проблему и можем помочь ему реально, а не лживыми словами и своим безразличием и не заявим: «Не говори мне этого, я слышать об этом не могу!» – или: «Да не думай ты об этом!»

По нашей логике то, что говорит нам другой, может выглядеть смешным и абсурдным, но для него это может быть очень серьезно, и слушающий его – супруг, супруга, отец, мать, учитель, духовный отец – не должен судить о нем по собственным меркам. То есть это как если ко мне, монашествующему с 18-летнего возраста, придет кто-нибудь и захочет описать мне свои проблемы в супружеской жизни, а я ему скажу:

– Что ты ко мне прицепился? Я монах, я инок, в чем дело? Я не интересуюсь этим!

Или скажу ему:

– Да ладно тебе, ладно, да не думай ты об этом, не думай!

Однажды, когда мы на Святой Горе плыли на кораблике в Новый Скит, с нами был один, кажется, англичанин греческого происхождения. Он слушал проблемы другого человека, и стоило тому заговорить о какой-нибудь своей проблеме, он отвечал:

– Forget! Forget! Forget! [«Забудь».]

На одно – forget, на другое – forget! Я был неподалеку, слушал-слушал и сказал себе: да решаются ли так проблемы? На одно забудь, на другое – забудь и на третье – забудь!

Тут вспомнился мне мой духовник в Салониках, который, когда я говорил ему: «Я голоден!» – отвечал мне: «Нет! Я ем только кислое молоко по вечерам!»

Он не понимал меня. Я был студентом первого курса в Салониках:

– Отче, я голоден!

– Голоден?!

– Да!

– А разве ты не ел на обед?

– Ну, ел на обед. А на ужин?

– Нет! Только кисленького молочка! Кисленького молочка! Я ем только кислое молоко!

Но тебе 50 лет, и если ты попьешь кислого молока, то чувствуешь себя хорошо, а я голоден, хочу есть. Было так раз, второй, третий, и он понял, что мы не найдем общего языка. А я сказал себе: «Да, запутался я тут с этими ангелами!» – и пошел к другому.

Звали второго Геннадием, вспоминаю его. Отец Геннадий, бывший военный, полковник, воевал в Корее, изучал медицину, окончил философский и богословский факультеты, был сыном мэра Салоник, а потом стал священником и иеромонахом. Очень хороший человек, исключительный, высокий, с длинной бородой. Я шел к нему, а он, только завидит меня, говорил:

– Милости прошу, золотко мое!

– Благословите, отче!

– Ты ел? Поди перекуси!

У него был знакомый в ресторане напротив, г-н Яни, мы часто ходили туда все, кто учился в Салониках. Отец Геннадий говорил мне:

– Иди к Яни и поешь, а старец (то есть он) заплатит.

Вовремя говорил! Он знал, что я любил поесть и не мог сидеть голодным. Или говорил:

– Сходи принеси пирожков, перекусим немного!

Тот духовник был святым, бесплотным, он не ел, не пил, и мы не могли найти общий язык. Я хотел, по своей мере, говорить ему: «Я голоден!» – и чтобы он меня понимал, а не так, что я говорю ему: «Я голоден!» – а он отвечает: «Попей кислого молока!»

Так и в браке, если жена говорит тебе: «Знаешь, один человек смотрит на меня, и я понимаю, что у него плохие помыслы на мой счет!» – а ты ответишь ей: «Да забудь ты о нем!» – или по-другому: «Ну что тут такого? Ничего страшного!» – тогда ты ее не понимаешь. Прежде всего ты должен понять, почему твоя жена чувствует себя уязвимой для атак кого-то третьего: может, ты ее эмоционально не удовлетворяешь? Может, ты недостаточно открыт в своей любви и нежности, и она нашла себе кого-то, отличающегося от тебя, кто сказал ей: «Какое красивое платье, туфли, очки, ногти, зубы, глаза!» – и прочее... И не думайте, будто кто-то верит этим словам, но это искусство.

Однажды в нашем братстве случилось затруднение, и мы пошли к архимандриту Емилиану Симонопетрскому, поскольку наш старец очень уважал его и считал серьезным и мудрым человеком; он изложил ему нашу проблему. Я тоже был там. Отец Емилиан выслушал его и сказал нам следующее:

– Вы действительно в очень трудном положении!

Вместо того чтобы сказать: «Ничего страшного, не бойтесь, всё пройдет!» Я поначалу оторопел, у меня словно ком в горле застрял, но потом понял, что он таким образом показал нам, что полностью понимает то, что мы сказали. Дело, может, и было незначительным, но для нас, волновавшихся, это было очень важно.

Очень важно, чтобы человек знал, что когда он придет к другому человеку, — и это, повторяю, может быть родитель, отец, мать, супруг, супруга, духовник, друг или кто угодно, – он поймет и не посмеется, не оттолкнет, не обидит, не поругает, ничего такого не сделает.

В «Руководстве к духовной жизни» святой Никодим Святогорец говорит: «Будь очень внимателен, о духовник, когда к тебе приходят люди, исповедуются и рассказывают тебе о своих грехах!» Вы знаете, есть люди, которые рассказывают о своих грехах очень образно и с суровым видом. Ты сначала ужасаешься, но со временем привыкаешь. «Ни малейшего движения не делай из-за того, что удивился или возгнушался тем, о чем услышал или чем озадачился». Представьте себе, что вы пойдете к духовнику и скажете: «Отче, я украл!» – а он воскликнет: «Ты украл???» Как вы продолжите говорить дальше? Как?

Надо дать ему почувствовать, что ты готов мирно и спокойно выслушать всё. То есть ни недооценивать, ни преувеличивать.

И вот еще что важно – показать, что ты готов прийти на помощь другому человеку, чтобы он не чувствовал неуверенности: «Сказать ему или нет? Он же всё равно не поддержит меня, не поможет. Ну хорошо, он не отругает меня, не оттолкнет, но ведь и не сделает же ничего».

Это важно в первую очередь для мужчин, которые должны внушать своим женам чувство уверенности, как отец детям. А не такие глупые вещи: «Не бойся, я тут!» – или: «Положись на меня!» – всё это нехорошо. Думаю, человек может внушить это чувство и словами, то есть сказать и объяснить эту защищенность, но прежде всего это должно делаться всем его поведением и общением.

Вы видите, что в притче отец внушал это чувство своему чаду, мол, мой отец там, он ждет меня, и я знаю, что, когда пойду и вернусь к нему, смогу говорить с ним: он не захлопнет дверь передо мной, не вышвырнет меня вон. Но, с другой стороны, и не примет меня, если не скажу ему: «Отче, я согрешил пред небом и пред тобою!» Я тоже должен понять, что сделал ошибку, показать, что осознал свою ошибку, что жалею о произошедшем, а не так, чтобы вернуться, ненавидя отца, а завтра взять другую половину и опять уйти туда, откуда пришел.

Именно потому этот блудный сын имел дерзновение пойти к отцу своему, что знал его очень хорошо. Дети должны знать нас. Знать нас и полагаться на нас – и дети, и супруга, и люди рядом вокруг нас, и те, кто трудится с нами, – пусть все знают и будут убеждены, что могут чувствовать себя в безопасности и быть уверенными, во-первых, в Боге, но, во-вторых, и в человеке, который рядом с ними: в своем отце, жене, муже, ребенке и т. п.

Он вернулся к отцу своему. Когда вернулся? Когда попал в трудное положение, когда «набил себе шишек». Порой мы все видим это в своей жизни: к сожалению, нам надо получить по голове, иначе мы не образумимся. Поэтому некоторые говорят: «Оставь его, пусть совершит свои ошибки!» Хорошо, но ведь это опасно: по голове можно получить очень сильно, а можно и остаться без головы! Но если другого способа нет, что делать? Если он по-другому не вразумляется? Как он еще созреет?

Поэтому мы должны быть немного рисковыми – в хорошем смысле, и чтобы нас не снедали тревога и терзания за наших детей, даже когда видим (главным образом в юности, но и потом тоже), что они творят всякое. Как родители, мы скажем им свое, посоветуем, защитим, поможем, – но не мешало бы и оставить их, чтобы они немного получили по голове. Иногда человек не вразумляется, пока не получит по ней.

Когда блудный сын проголодался, смирился, унизился, тогда и вспомнил об отце. Несмотря на это Бог не отвернулся от него.

Многие приходят и говорят:

– Не хочу приходить к Богу сейчас, когда нуждаюсь в Нем.

Или еще говорят:

– Вот все эти люди, которые ходят в церковь, почему они туда ходят? Потому что они уже старые и хотят попасть в рай, сейчас или когда умрут.

Или же – «они сдают предварительные экзамены в рай»:

– Наши бабушки и дедушки готовятся к сдаче вступительных экзаменов в рай.

Или:

– У них что-то стряслось, поэтому они и идут в церковь!

Нет, это не так, но даже если бы и было так и многие из нас пришли в Церковь, потому что у них что-то случилось в жизни, то это не имеет значения для Отца, важно то, что я – так или иначе – вернулся домой. Я нашел Отчие объятия, нашел отцовские ворота. Может, я и нашел их в терзаниях, заблуждениях, может, даже благодаря случайным событиям.

Однажды в церковь зашел электрик поменять перегоревшую лампочку. Постучал в дверь, тогда это была канцелярия, еще не было часовни. Я исповедовал. Он открыл дверь, вошел и сказал:

– Извините, что тут происходит?

– У нас исповедь.

– Я пришел поменять лампочку!

Взбираясь на лестницу и меняя лампочку, он поглядывал вниз, чтобы понять, что тут делают. Мы немного подождали, он слез и вышел, и я сказал ему, чтобы он закрыл дверь. Он закрыл, а потом открыл ее и сказал:

– А можно и мне исповедаться?

Я сказал ему:

– Ты видел, что сделала лампочка?!

Он пришел поменять лампочку и исповедался.

Человек может достигнуть святости благодаря «случайным» событиям. Бог никого не отвергает. Несмотря на то, что этот Его блудный сын ушел, изголодался, истерзался, Он принял его. И как хорошо говорит тут Евангелие: «Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих».

Тогда не было телефонов, чтобы позвонить ему, послать СМС: «Папа, я возвращаюсь в столько-то часов!» Отец ничего не знал. «И когда он был еще далеко, увидел его отец и смилостивился».

Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Как же отец увидел его, когда тот был далеко? – и отвечает: – Отец всегда смотрит и всё видит. Отец, как бы далеко ни было его чадо, понимает его. Он понял его, почувствовал его, увидел свое дитя, потому что любит его: он был его отцом, а сын был его чадом. И когда тот был далеко, отец не сказал: "Да пусть только явится, а когда явится, я задам ему как следует. Всё выскажу ему: ах ты, хулиган этакий! Ты всё проел, пропил всё имущество и сейчас являешься? Зайди только в дом, сейчас увидишь, что я с тобой сделаю!"» А потом еще несколько дней будет строить ему разные физиономии. Ничего такого не произошло. Он его увидел, когда не мог его видеть, то есть увидел очами отцовской любви, и смилостивился.

Другими словами, он не пожалел его – не сказано: «пожалел его», а смилостивился, что означает, что он был движим всецелой любовью, какую только человек испытывает, «и, побежав, пал ему на шею и целовал его». Отец бросился, нашел чадо свое, обнял его, расцеловал и устроил ему весь этот прием, о котором говорится далее.

Таков Небесный Отец, и Он является образцом для земного отца, для супруга, для каждого человека. И если только мы хотим иметь здоровые связи в своей семье, со своими детьми, с коллегами, с каждым человеком, находящимся рядом с нами, – в качестве образца должны иметь Небесного Отца.

Эта сцена показывает нам, как поступать, когда мы совершаем ошибки при воспитании детей. В слове Божием мы можем видеть, как нам действовать правильно, в чем нуждается человек; он в данный момент может и бунтарствовать, но для всех чрезвычайно важно иметь чувство уверенности, безопасности, любви, чистоты, надежности дома, уверенности в отце, брате, супруге – в том, что они его примут.

Если бы у нас было время, мы остановились бы и на втором сыне, который разгневался и слушать не хотел отца. Кто из этих двух был похож на своего отца? Блудный, хоть он и творил безобразия; тогда как «хорошему сыну» и дела не было до отца. Почему? Старший сын злился:

– Вернулся этот сын твой, проевший имение твое с блудницами, и ты приготовил для него столько всего, а мне – ничего!

Он не сказал: «Вернулся мой брат», но: этот сын твой! И вы тоже говорите так, когда поругаетесь друг с другом. Разве вы не говорите этого? Муж говорит своей жене: твой сын!

– Это ты его сделала таким!

– Я его сделала таким? Ты сам его сделал таким!

А если в это время подойдет свекровь:

– Иди, посмотри, что сделал твой сын!

Один обвиняет другого. Они не говорят «наш ребенок», а «твой сын», «мой сын», «его сын» – и пошло!

Итак, старшему сыну, хорошему, который никогда не покидал дома и всегда работал, дела не было до отца. Тогда как другой, несмотря на положение, в которое он попал, думал об отце: он был мертв, но ожил, пропал, но нашелся.

Это подает надежду всем нам, мертвым и пропавшим, потому что как бы мертвы мы ни были, у нас есть надежда на жизнь, мы не можем умереть в Церкви, поскольку Христос есть Жизнодавец, Он Сама Жизнь, и мы не можем погибнуть, ибо Он пришел, чтобы отыскать пропавшую овцу, каковой является каждый из нас, ищущих смысла жизни в обманчивых вещах.