З досвіду новомучеників і сповідників Російських

Из опыта новомучеников и исповедников Российских

В настоящий сборник вошли материалы двух семинаров, подготовленных силами нескольких малых православных братств Преображенского содружества и посвященных выявлению и осмыслению опыта жизни новомучеников и исповедников российских. Многие из затронутых на семинарах вопросов сохраняют свою актуальность и до сегодняшнего дня. Эти материалы будут интересны всем, кто стремится хорошо знать историю церкви и её традиции.

Эпоха новомучеников закончилась в конце 80-х годов XX века. Казалось бы, их опыт уже открыт в нашей Церкви. Однако всерьез собираться, а тем более осмысливаться он начал только сейчас, и здесь важной становится каждая лепта. Сегодня мы публикуем один из докладов, входящих в сборник, ― доклад Екатерины Степановой «Литургический опыт свящ. Анатолия Жураковского и его общины».

Свящ. Анатолий Жураковский. 1922-1923 гг

* * *

 Отец Анатолий был рукоположен в 1920 году в возрасте 23-х лет. Возраст, надо сказать, очень юный. Удивительно, как его работа «Литургический канон теперь и прежде»1, написанная еще до рукоположения, начинает в некотором смысле раскрываться и оживать, когда он становится священником и начинает служить. Интересно и то, как дополняют друг друга то, что писал о. Анатолий в своей казалось бы чисто исследовательской литургико-исторической работе, и те свидетельства о жизни и богослужении его прихода, вернее общины, которые дошли до нас.

 Проиллюстрирую сказанное небольшим примером. Вот цитата из статьи о. Анатолия: «наш литургический канон в полноте изображает такое состояние Православия. Он так же ушел от жизни, спрятавшись за высокой стеной иконостаса, как ушло от жизни наше христианство. Он перестал быть "общим делом" всех нас, как и христианство перестало быть для нас "общим делом". Все молитвы канона ― это тайные молитвы, скрытые от верных, они произносятся одним священником. Из глубины алтаря до нас доносятся лишь отдельные фразы, часто без начала и без конца, часто непонятные в своей оторванности от контекста. Как в сфере жизненных отношений мы стоим вне животворящего света Христовой благодати ― этот свет затрагивает лишь сокровенную глубину нашей личности, оставляя во тьме всю эмпирию бытия, ― так в литургии мы вне благодатных лучей таинства, не участвуем в его совершении, как будто мы не причастны к церковной святыне»2. Напомню, что свое исследование Анатолий Жураковский пишет, будучи мирянином. Причем как раз в то время, когда вокруг еще слышны отзвуки предсоборной дискуссии, а как уже упоминалось, эта дискуссия в чем-то была действительно ярче, интереснее и богаче, чем то, что потом в конечном счете было принято на соборе. И, конечно, юноша Анатолий Жураковский был в курсе этих обсуждений, сыграло свою роль и его образование, и те профессора, которые были рядом с ним ― В.И. Экземплярский, П.П. Кудрявцев и др.

  Итак, проанализировав историческую ситуацию и развитие литургического канона, обозначив некоторые явные недостатки и лакуны, присутствующие в современном ему богослужении, будущий о. Анатолий пишет, что «мы имеем божественный первообраз евхаристического канона в Прощальной Беседе (имеется в виду Евангелие от Иоанна), но мы должны сами вновь пережить всё содержание этой Беседы, найти отклик в своей душе на каждое её слово. Мы видели, что оставаясь верным Беседе в сфере догматической, развивая в полноте ту же тему о триединстве, наш канон не воплотил в себе до конца многообразия красок и оттенков других тем. И причина этому лежит в помутнении нашего религиозного сознания.

 Но при каких условиях, где и как может вновь возродиться церковное замершее и закостеневшее молитвотворчество? Несомненно, это возрождение мыслимо лишь наряду с возрождением любовного единомыслия во всех частях распавшегося церковного организма. Оно должно начаться совместно с внутренним религиозным любовным собиранием в евхаристическое единство христиан, ныне отъединённых и бесконечно отдалённых друг от друга. По каким линиям пойдёт это собирание, мы ещё не можем предвидеть теперь»3. Таким был, так сказать, теоретический вывод, сделанный тогда еще вряд ли думавшим о священстве Анатолием Жураковским.

 Несколько лет спустя после написания этого текста, когда о. Анатолий начинает служить, он делает это в практически пустом храме. Сохранились свидетельства о том, что им с матушкой Ниной выражали якобы соболезнование, что они, наверное, голодными останутся, потому что прихожан нет, кормить священника некому, храм домовый, рядом есть другие, устроенные. Однако о. Анатолий служит, и в его храме начинает собираться народ. Постепенно, как и в мечёвском приходе, хор становится ненанятым, он состоит из тех, кто приходит в храм для молитвы. Как позже, уже в 70-е годы XX века, напишет матушка Нина в своих воспоминаниях: «Эти девочки и юноши, уже изведавшие разные дороги жизни, сливали свои голоса в едином устремлении. Не было там особых солистов, особых замысловатых номеров. Едиными устами и единым сердцем, устами и сердцем нашей общины несли к осиянным вершинам наши земные голоса: "Тебе благодарим". И всё больше и больше вливалось голосов, и не было уже хора, а была церковь. И чтение в церкви также происходило без псаломщика»4, т.е. все эти служения брали на себя братья и сёстры из общины о. Анатолия.

 Очень важно отметить, что в этой общине было принято готовиться к богослужению, к каждому богослужению. Несомненно, тут сказывался и опыт самого о. Анатолия, который имел соответствующее образование, хорошо знал и историю, и литургику. Но удивительно, что, например, если служба была особенно сложной или торжественной, к подготовке привлекались профессора Киевской Духовной Академии. И они особенно внимательно проводили беседы с общиной, заостряя внимание на особенностях именно этого богослужения. Как свидетельствует матушка Нина, «не было никого из общины, для кого слова "октоих", "минея", "триодь" были бы пустыми звуками. И оттого было так доходчиво каждое служение, не было скомканных предложений, неотчётливых или с досадными ошибками в ударении слов. Каждое слово было проверено, каждое неясное место разъяснено. И надо было видеть, как жадно слушали молящиеся каждое слово, все стихиры, кафизмы, каноны, всё то, во время чего обычно бывает шарканье ног и хождение»5.

 Другой важный момент, который тоже нашел свое отражение в воспоминаниях: о. Анатолий особенно обращал внимание своей паствы на то, что литургия ― молитва общая. И на богослужение в храм люди приходят именно для общей молитвы, для общего предстояния перед Богом. Он очень не любил, когда забирались в разные уголки, старались отгородиться от всех в своих индивидуальных молитвах и переживаниях. «В церковь приходят для богослужения, ― говорил он, ― влиться в него, стать одним из членов единого тела Церкви, едиными устами и единым сердцем. Дьякон ― как дирижёр единого слитного оркестра, и нет в нём во время богослужения места ни для каких своих молитв. Конечно, особенно благоговейно и особенно трепетно готовились к литургии»6.

 Дальше следует описание того, как проходила литургия. «Вот отдёрнута завеса, отделяющая алтарь, "Благословенно Царство" ― началась литургия оглашенных. Батюшка на ектеньях не читает обычно поминовений. Длинный ряд имён нарушает стройный ход литургии. Все уже помянуты на проскомидии. Теперь же церковь молится, перечисляя не имена, но как бы группы нуждающихся в помощи. И только изредка раздаётся чьё-нибудь имя. Это значит, что вся церковь должна помолиться об обычно знакомом всем брате своём ― болящем, находящемся в странствии далече или нуждающемся в молитвенной помощи по чрезвычайным обстоятельствам своей жизни».

 Опыт священнического служения о. Анатолия Жураковского был довольно недолгим по времени. Как было сказано выше, отец Анатолий был рукоположен в 1920 г., а в 1930 г. уже последовал последний арест и лагеря, из которых он не вышел. Внутри этого десятилетия в 1923 году о. Анатолий был арестован первый раз и почти полтора года провел в ссылке в Краснококшайске (нынешняя Йошкар-Ола). Тогда общинники привезли ему в ссылку антиминс, и прямо в комнате, где жили о. Анатолий с женой, был устроен престол, на котором ежедневно совершалась литургия. Удивительно, что несмотря на то, что о. Анатолию и его общинникам на внутреннее собирание оказалось отпущено совсем немного времени, их опыт и та закваска новой жизни, которая зародилась в этот небольшой период, позволили выжившим после репрессий членам общины практически до 70-х годов XX века донести, сохранив в своей жизни, огонек общей церковной жизни.